Elèna пишет:
цитата: |
Или читал Пелевина когда-то? |
|
Всё верно
Читал, читаю и буду читать
Очень мне нравится аналогия про навозных жуков и эго)
[CODE] Йа. Это священный египетский слог, которым навозники уже много тысячелетий называют свой шар, - торжественно ответил отец. - Пока твой Йа еще маленький, но постепенно он будет становиться все больше и больше. Часть навоза дадим тебе мы с мамой, а потом ты научишься находить его сам.
Мальчик так и сидел на корточках, недоверчиво глядя на отца. Отец улыбнулся и чмокнул губами.
- А где я буду находить навоз? - спросил мальчик.
- Вокруг, - сказал отец, и указал рукой в туман.
- Но там же никакого навоза нет, папа.
- Наоборот там один навоз.
- Я не понимаю, - сказал мальчик.
- Держи. Сейчас поймешь. Чтобы все вокруг стало навозом, надо иметь Йа. Тогда весь мир окажется в твоих руках. И ты будешь толкать его вперед.
- Как это можно толкать вперед весь мир?
Отец положил руки на шар и чуть толкнул его вперед.
- Это и есть весь мир, - сказал он.
- Чего-то я не понимаю, - сказал мальчик, - как это навозный шар может быть всем миром. Или как это весь мир может стать навозным шаром.
- Не все сразу, - сказал отец, - подожди, пока твой Йа станет побольше, тогда поймешь.
- Шарик же маленький.
- Это только так кажется, - сказал отец. - Посмотри, сколько навоза я тебе сего-дня дал. А мой Йа от этого совсем не уменьшился.
- Но если это весь мир, то что же тогда все остальное?
- Какое остальное?
- Ну, остальное.
Отец терпеливо улыбнулся.
- Я знаю, что это сложно понять, - сказал он. - Но кроме навоза ничего просто нет. Все, что я вижу вокруг, - отец широким жестом указал в туман, - это на самом деле Йа. И цель жизни - толкать его вперед. Понимаешь? Когда смотришь по сторо-нам, просто видишь Йа изнутри.
Мальчик наморщился и некоторое время думал. Потом он начал сгребать рассыпан-ный перед ним навоз ладонями и с удивительной легкостью за несколько минут слепил из него шар, не особо круглый, но все же несомненный. Шар был высотой точь-в-точь с мальчика, и это показалось ему странным.
- Папа, - сказал он, - ведь только что навоза у меня была одна сумка. А здесь его пол-грузовика. Откуда он взялся?
- Здесь весь навоз, который мы с мамой дали тебе с рождения, - сказал отец. - Ты его все время нес с собой, просто не видел.
Мальчик оглядел стоящий перед ним шар.
- Значит, теперь надо толкать его вперед?
Отец кивнул головой.
- А все вокруг и есть этот шар?
Отец опять кивнул.
- Но как же я могу одновременно видеть этот шар изнутри и толкать его вперед?
- Сам не знаю, - развел руками отец. - Вот когда вырастешь, станешь философом и всем нам объяснишь.
- Хорошо, - сказал мальчик, - если ничего кроме навоза нет, то кто же тогда я? Я-то ведь не из навоза.
- Попробую объяснить, - сказал отец, погружая руки в шар и передавая сыну еще горсть. - Правильно, вот так, вот так, ладошками... Теперь погляди внимательно на свой шар. Это ты и есть.
- Как это так? Я ведь вот, - сказал мальчик, и показал на себя большим пальцем.
- Ты неправильно думаешь, - сказал отец. - Ты логически рассуждай. Если ты го-воришь про что-то "Йа", то значит, это ты и есть. Твой Йа и есть ты.
- Мое ты и есть Йа? - переспросил мальчик. - Или твое ты?
- Нет, - сказал отец, - твой Йа и есть ты. Сядь на лавку, успокойся, и сам все увидишь.
То, что отец назвал лавкой, было длинным и толстым бревном квадратного сечения, лежащим на границе видимости. Один его торец сильно обгорел - видно, перекинулся огонь из подожженной урны, - и теперь лавка напоминала во много раз увеличенную спичку. Мальчик подкатил свой Йа к лавке, уселся и поглядел на отца.
- А туман не помешает? - спросил он.
- Нет, - ответил отец. - Вон, гляди, уже почти видно. Только больше никуда не смотри.
Мальчик поглядел на папу, недоверчиво пожал плечами и уставился в неровную по-верхность своего свежеслепленного шара. Под его взглядом она постепенно разглади-лась и даже заблестела. Потом она начала делаться прозрачной, и внутри шара стало заметно движение. Мальчик вздрогнул.
Из глубины шара на него глядела шипастая черная голова с крошечными глазками и мощными челюстями. Шеи у головы не было - она переходила в твердый черный пан-цирь, по бокам которого шевелились зазубренные черные лапки.
- Что это такое? - спросил мальчик.
- Это отражение.
- Чего?
- Ну как же так? Ведь только что все понял, а? Давай опять логически. Спроси себя сам - если я вижу перед собой отражение, и знаю, что передо мной Йа, что я вижу?
- Себя, наверно, - сказал мальчик.
- Вот, - сказал отец, - понял наконец.
Мальчик задумался.
- Но ведь отражение всегда бывает в чем-то, - сказал он, поднимая взгляд на ро-гатую и черную папину морду, поблескивающую бусинками глаз.
- Правильно, - сказал отец, - ну и что?
- В чем оно?
- Как в чем? Ну ты даешь. Все же у тебя перед глазами. Конечно, в самом себе, в чем же еще?
Мальчик долго молчал, вглядываясь в лежащий перед ним навозный шар, а потом закрыл лапками морду.
- Да, - наконец сказал он изменившимся голосом. - Конечно. Понял. Это Йа. Ко-нечно, это же Йа и есть.
- Молодец, - сказал отец, слезая со спички и чуть привставая на четырех задних лапках, чтобы передними ухватиться за свой шар. - Идем дальше.
Туман вокруг достиг такой плотности, что скорее походил на клубы пара в бане, и о движении можно было судить только по медленно уплывающим назад насечкам на бе-тоне. Через каждые три метра из белого небытия появлялись забитые грязью щели между плитами - в некоторых из них росла трава. На краях плит были неглубокие вы-емки с ржавыми железными полукольцами, предназначенными для крюка подъемного крана. Больше об окружающем мире ничего сказать было нельзя.
- А Йа есть только у навозников? - спросил мальчик.
- Почему. Йа есть у всех насекомых. Собственно говоря, насекомые и есть их Йа. Но только скарабеи в состоянии его видеть. И еще скарабеи знают, что весь мир - это тоже часть их Йа, поэтому-то они и говорят, что толкают весь мир перед собой.
- Так что, выходит, все вокруг тоже навозники? Раз у них есть Йа?
- Конечно. Но те навозники, которые про это знают, называются скарабеями. Ска-рабеи - это те, кто несет древнее знание о сущности жизни, - сказал отец и похлопал лапкой по шару.
- А ты скарабей, папа?
- Да.
- А я?
- Еще не совсем, - сказал отец. - Над тобой должно совершиться главное таинст-во.
- А что это за главное таинство?
- Понимаешь, сынок, - сказал отец, - его природа настолько непостижима, что лучше о ней даже не говорить. Просто подожди, пока это произойдет.
- А долго ждать?
- Не знаю, - сказал отец. - Может, минуту. А может, три года.
Он с выдохом толкнул свой шар дальше и побежал за ним.
Глядя на отца, мальчик старательно копировал все его движения. Отцовские руки при каждом толчке глубоко погружались в навоз, и было непонятно, как это он успе-вает их вытаскивать.
Мальчик попытался так же глубоко погрузить руки в шар, и с третьей попытки это удалось - для этого просто надо было сложить пальцы щепоткой. Поворачиваясь, шар утаскивал за собой руки, и выскочить они успевали только тогда, когда казалось, что ноги вот-вот оторвутся от земли. "А что, если еще глубже?" - подумал мальчик и изо всех сил воткнул руки в навоз. Шар повернулся вперед, ноги мальчика оторвались от земли, и сердце екнуло, словно он первый раз в жизни делал "солнышко" на качелях. Он взлетел вверх, замер на миг в полуденной точке, и понесся вниз вместе с накаты-вающейся на бетон навозной полусферой. Падая, он понял, что шар сейчас проедет по нему, но даже не успел испугаться. Наступила тьма, а когда он пришел в себя, его уже поднимала вверх та самая навозная полусфера, которая только что проволокла его по бетону.
- Доброе утро, - послышался папин голос. - Как спалось?
- Что же это такое, папа? - спросил мальчик, пытаясь перебороть головокружение.
- Это жизнь, сынок, - ответил отец.
Поглядев в его сторону, мальчик увидел серо-коричневый шар, катящийся вперед сквозь белую мглу. Папы нигде не было - но, приглядевшись, мальчик заметил на по-верхности навоза размазанный нечеткий силуэт, который поворачивался вместе с ша-ром. В этом силуэте можно было выделить туловище, руки, ноги и лицо, а на лице мальчик заметил два глаза, которые медленно поднимались от бетона вместе с поверх-ностью шара. Эти глаза печально смотрели на него.
- Молчи, сынок, молчи. Йа знаю, что ты спросишь. Да. Со всеми происходит именно это. Мы, скарабеи, просто единственные, кто это видит.
- Папа, - спросил маленький шар, - а почему же йа раньше думал, что ты идешь за своим шаром и толкаешь его вперед?
- А это потому, сынок, что ты был еще маленький.
- И всю жизнь так, мордой о бетон...
- Но все-таки жизнь прекрасна, - с легкой угрозой сказал отец. - Спокойной но-чи.
Мальчик глянул вперед и увидел наезжающую на глаза бетонную плиту.
- Доброе утро, - сказал большой шар, когда тьма рассеялась, - как настроение?
- Никак, - ответил маленький.
- А ты старайся, чтобы оно у тебя было хорошее. Ты молодой, здоровый - о чем тебе грустить? То ли де...
Большой шар вздрогнул и замолчал.
- Ты ничего не слышишь? - спросил он у маленького.
- Ничего, - ответил тот. - А что йа должен слышать?
- Да вроде... Нет, показалось, - сказал большой шар, - О чем йа говорил?
- О настроении.
- Да. Ведь мы сами создаем себе настроение и все остальное. И надо стремиться, чтобы... Опять.
- Что? - спросил маленький.
- Шаги. Не слышишь?
- Нет, не слышу. Где?
- Впереди, - ответил большой шар, - как будто слон бежит.
- Это тебе кажется, - сказал маленький. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
- Доброе утро.
- Доброе утро, - вздохнул большой. - Может, и кажется. Ты знаешь, йа ведь ста-рый уже. Здоровье шалит. Иногда утром проснусь, и думаю - вот так буду где-нибудь катиться, и...
- Почему, - сказал маленький, - вовсе ты не старый.
- Старый, старый, - с грустью отозвался большой. - Скоро тебе уже придется обо мне заботиться. А ты, небось, не захочешь...
- Как не захочу. Захочу.
- Это ты сейчас так думаешь. А потом у тебя своя жизнь начнется, и... Вот опять.
- Что опять? - нетерпеливо спросил маленький шар.
- Шаги. Ой... А теперь колокол бьет. Не слышишь?
Большой шар остановился.
- Покатили вперед, - сказал маленький шар.
- Нет, - сказал большой, - ты катись, а йа тебя догоню.
- Ладно, - согласился маленький, покатил вперед и исчез в тумане.
Большой шар оставался на месте. Никаких шагов больше слышно не было, и он медленно тронулся вперед.
- Сынок! - крикнул он, - эй! Ты где?
- Йа здесь, - ответил голос из тумана. - Спокойной ночи!
- Спокойной ночи!
- Доброе утро!
- Доброе утро! - крикнул большой шар, покатился в сторону, откуда долетел от-вет, и катился довольно долго, пока не стало ясно, что они с сыном разминулись.
- Эй! - крикнул он снова, - ты где?
- Йа здесь.
На этот раз голос долетел издалека и слева. Большой шар двинулся было туда, но сразу же испуганно замер. Впереди раздался громоподобный удар, такой сильный, что даже бетон под ногами мелко задрожал. Следующий удар раздался ближе, и навозный шар увидел огромную красную туфлю с острым каблуком, врезавшуюся в бетон в не-скольких метрах впереди.
- Папа! Я теперь тоже слышу шаги! Что это? - долетел далекий голос сына.
- Сынок! - отчаянно прокричал отец.
- Папа!
Мальчик закричал от страха и поднял глаза. Над его головой мелькнула тень, и на миг ему показалось, что он видит красную туфлю с темным пятном на подошве, унося-щуюся в небо, и еще показалось, что в неимоверной высоте, куда взмыла туфля, воз-ник на мгновение силуэт огромной расправившей крылья птицы. Мальчик с трудом от-лепил руки от стоявшего перед ним навозного шара и кинулся к месту, откуда послед-ний раз долетел отцовский голос. Через несколько шагов он наткнулся на большое темное пятно на асфальте, поскользнулся и чуть не упал.
- Папа, - тихо сказал он.
Видеть то, что осталось от папы, было слишком тяжело, и он, постепенно понимая, что произошло, побрел назад к своему шару. Перед его глазами встала добрая папина морда со страшными только на вид хитиновыми рогами и полными любви бусинками глаз, и он заплакал. Потом он вспомнил, как папа, протягивая ему кусок навоза, гово-рил, что слезами горю не поможешь, и перестал плакать.
"Папина душа полетела на небо, - подумал он, вспомнив быстро уносящееся вверх пятно на огромной подошве, - и я уже ничем ему не смогу помочь".
Он поднял глаза на свой шар, удивился, каким тот за последнее время стал боль-шим, потом посмотрел на свои руки и со вздохом положил их на податливую теплую поверхность навоза. Поглядев последний раз туда, где оборвалась папина жизнь (ни-чего, кроме тумана, видно уже не было), он толкнул Йа вперед.
Шар был таким массивным, что требовал всего внимания и всей силы, и мальчик полностью погрузился в свой нелегкий труд. В его голове мелькали смутные мысли - сначала о судьбе, потом о папе, потом о себе самом - и скоро он приноровился, и уже не надо было толкать шар вперед, а достаточно было просто бежать вслед за ним на тонких черных лапках, чуть приподняв морду, чтобы длинный хитиновый вырост на нижней челюсти не цеплял за бетон. А еще через несколько шагов лапки достаточно глубоко увязли в навозе, шар поднял мальчика вверх, обрушил вниз, и жизнь вошла в свое русло, по которому шар и покатился вперед.
Бетонная плита наезжала на глаза и наступала тьма, а когда появлялся свет, оста-валась только слабая память о том, что минуту назад снилось что-то очень хорошее.
"Йа вырасту большой, женюсь, у меня будут дети, и йа научу их всему, чему меня научил папа. И йа буду с ними таким же добрым, каким он был со мной, а когда йа стану старым, они будут обо мне заботится, и все мы проживем долгую счастливую жизнь,"думал он, просыпаясь и поднимаясь по плавной окружности навстречу новому дню движения сквозь холодный туман по направлению к пляжу. [/CODE]